Каждое лето мы с маман ездили в Николаев к бабушке и дедушке. До того, как мы переехали в Брест, мы жили в Оренбурге и ехать было долго: три дня на поезде, с пересадками в Самаре и Киеве. В тот раз в попутчиках до Киева нам попался молодой парень, я не помню, сколько лет ему тогда было, чуть больше двадцати вроде бы. Он был невысокого роста, с голубыми-преголубыми глазами и простым, открытым, располагающим к себе русским лицом.
Если кто помнит то "прекрасное" время, то возможно помнит и ту настороженность по отношению к чужим людям. Лихие девяностые подходили к концу, но в моей памяти еще жива была сцена на самарском вокзале, когда кучка бритоголовых урлов посреди белого дня ограбила какую-то несчастную бабку, а окружающие, потупив взгляд, торопливо проходили мимо, моля о том, чтобы эти твари не переключили внимание на него самого. Я помню пятна крови на асфальте перед магазином напротив нашего дома, а мама, уже много лет спустя, рассказывала о вечном страхе в те годы, потому что по ночам под окнами нашего дома любили сводить счеты бандюки и звуки выстрелов были не редкостью.
Когда едешь в поезде более двух суток, так или иначе вступаешь в контакт с попутчиками, особенно в те времена, когда не было ни компов, ни мобильных и коротать время можно было либо с книгой, либо за разговорами с соседями. Парень оказался словоохотливым, вежливым и вполне интеллигентным, чем сразу расположил к себе мою матушку. Я тогда была еще слишком мелкой, чтобы самостоятельно формировать мнение по поводу людей и использовала матушкино мнение как свое собственное. Поэтому я отчетливо помню немое охуение в ее глазах, когда тот парень, совершенно спокойно и непосредственно начал рассказывать, что был героиновым наркоманом, но завязал, и сейчас как раз раздумывает, куда же приложить себя на пути в светлое будущее. Помню, как он рассказывал, что хочет начать разводить кроликов. Моя мать охуела еще больше и спросила:
- Кроооликов? Почему?
- Ну Вы же их видели? Они такие славные и пушистые и у них такие ушки смешные. - и показал ладонями, какие у них ушки.
В Киеве парень, несмотря на протесты маман, помог нам донести чемоданы до камер хранения.
А маман, после того, как он с нами попрощался, немного помолчала и сказала: "Вот же ж как бывает, наркоман, а ведь куда как лучше многих "нормальных". А я еще все боялась, как бы он нас не ограбил". Сейчас бы всю эту ситуацию назвали бы "разрывом шаблона".
Мы привыкли стигматизировать определенные группы людей и, довольно часто, это оправданно. Но мне кажется именно в той поездке в моем сознании впервые зародилось понимание того, что нельзя судить человека, основываясь на одних лишь предрассудках и что каждый человек заслуживает отдельной непредвзятой оценки.
Я надеюсь, что тот парень, которому сейчас уже должно быть около сорока лет, если и не претворил в жизнь свою мечту о кроликах, то хотя бы просто нашел свое счастье. Я знаю, что героиновая зависимость не проходит бесследно, что вероятность рецидива огромна, но хочется верить в хорошее, хочется верить в вечное и доброе в людях, и хочется верить, что именно тот парень был из разряда людей, которых называют "достойными", осознавших ошибки юности.